[Сэмей]

Скоро к нам приезжает Медведев. Нет, не тот, который президент, а тот, который Олег)).
И если он остановится у Андрея, я таки выясню, как хорошо умеют пить иркутские барды...

---

именное

[Сэмей]

След слепой слезы на соленом слайде, а море ушло.
Истин сизые гвозди - в сырые доски серых дождей.
У тебя остается три выхода: сдохнуть или встать на крыло,
Или просто считать, что нынче ты в отпуске, в отпуске...
.......

Обойди периметр, закрой ворота на ржавый замок,
Отыщи того, кто еще способен, и отдай ему ключ.
Не вини себя в том, что все так плохо - ты сделал, что смог,
А теперь считай, что нынче ты в отпуске, в отпуске...
.......

Ничего не останется после неба на казенном листе,
Ничего не останется в этом мире после него,
Только три этих вечных выхода - сдохнуть или жить в пустоте,
Или просто считать, что нынче ты в отпуске, в отпуске...
(с) почти Медведев

@темы: чужие стихи

---

[Сэмей]

И абсолютно ни на что не хватает времени - и эта, и следующая неделя уже расписаны буквально поминутно...

---

Игры, в которые играют люди.

[Сэмей]

Про Зону, где я был пару недель назад.
P.S. Твой путь окончен, человек. Иди ко мне. Я знаю твое желание. Ты получишь, чего заслуживаешь. Пришло время...Твоя цель здесь. Иди ко мне (с) Монолит.
саунд

Немного фоток с игры:

Добрый Доктор

Добрый Доктор

его милая медсестричка

его милая медсестричка

уставшие сталкеры

уставшие сталкеры

дикий снорк

дикий снорк

снорк домашний, вернее, барный)

снорк домашний, вернее, барный)

а вот про этого чела я еще писать буду - потом, уж больно он мне Цумэ напоминает; и внешностью и характером

а вот про этого чела я еще писать буду - потом, уж больно он мне Цумэ напоминает; и внешностью и характером...

---

[Сэмей]

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

К вопросу об иронии насчет доброты...

[Сэмей]

Как и ожидалось, на "Сказки" фанфик не взяли из-за излишней "жестокости"(с). Я, собственно, и не сомневался, спросил просто на всякий случай.
Мда. Теперь вот сижу и думаю - есть у меня один текст, формально не "жестокий"... Выложить его на "Сказки", что ли?.. Это я "Кисель" имею в виду.
Да, я добрый.

@темы: Жизнь

---

[Сэмей]

воспоминания

Когда ты ушел, его мир выцвел до двуцветья - почти как на старых телеэкранах. Он ждал боли - и она пришла, но ненадолго. Так, как волна набегает на берег - задерживается, шипя, и растворяется в океане. Боль растворилась, смытая двуцветьем. Он думал - боялся, что никогда больше не научится чувствовать вновь.
Он избегал тех мест, где вы бывали вдвоем, и на Смотровую заставил себя подняться только зимой, несколько месяцев спустя, днем, в метель - а не на закате, осенью... Помнишь, вы любили сидеть там вдвоем и смотреть на медленно опускающееся в море солнце? И цитировать друг другу: "Знаешь, на небесах только и разговоров..." Нет, потом, позже - уже по весне, он возвращался по своим следам, как подранок, как в засаду - но так и не увидел охотника. Он дожидался, пока наглое, слепящее солнце скроется за горизонтом, запрокидывал голову и шипел в холодные прицельные прорези звезд: "Там, на небесах, тебя назовут лохом..."
Он до сих пор не знает, как называть то, что было с вами - год рядом и месяц вместе. Он иногда гуляет по кладбищам - там спокойно, тихо и молчаливо. Там много его друзей, ждущих за порогом. И только на Морское он не заходит никогда.
Он любил носить маски - разные; от озлобленного на весь мир волка-оборотня до холодного аристократа-садиста, от пьяницы раззвездяя-наемника, готового трахать все, что движется, а что не движется - толкать и трахать, - до вынужденного по множеству причин блюсти абсолютный целибат бродячего сказочника-полудракона.... Теперь ему это пригодилось. Теперь он носит одну-единственную маску - свою собственную; то, каким он был до тебя. Просто, чтобы друзья и знакомые не спрашивали - а что с тобой? а почему ты?.. Он пытался снять ее, правда. Но после общения с одним таким другом-знакомым, сказавшим: "Да что ты маешься? Уже полгода прошло, сколько можно?.." - он постарался прирастить эту маску к лицу.
Он шутит и смеется, пьет взахлеб, курит взатяг. Случайные встречи, случайные люди, случайные разговоры... Одноразовый флирт, одноразовые номера телефонов, одноразовый секс. Пьяные драки. Пьяные стихи пьяным шлюхам обоих полов.
Он пришел в себя - радуются друзья. Он стал прежним, говорят они. Нет, он им кажется - и постепенно срубает старые связи - это тяжело, врать тем, кто думает, что дорог ему или что он дорог им.
Он уже почти разучился дышать - но у него здесь еще пара незаконченных дел, да и распахивать ворота своей рукой кажется ему глупым. И дело даже не в тебе, он давно привык к невозможности вечного тепла. И все-таки - он мерзнет. Случайные руки, случайные встречи, одноразовые взгляды. Ему бы пойти и сдаться психиатрам - тем более, что он уже и так пропустил весеннее обследование, и скоро, возможно, к нему в дверь постучат серьезные дяди, - но это абсолютно неважно, как и все вокруг.
Он до сих пор на мгновение теряется, встретив в интернете твое имя - даже зная, что тебя уже нет, он все равно вцепляется взглядом в экран. Он не знает, что будет, если он встретит твой ник где-нибудь, помимо единственного места, где он есть. Помнишь, как вы, обчитавшись Буджолд, выбрали его тебе? Как ты смеялся: "Ну, раз ты - Лео, я, видимо, Сильвер". Его Серебряный Граф.
Вы были так похожи - почему в эту ночь ты уехал один? Вас путали издалека знакомые - почему ты не позвал его с собой? Возможно, вы по сейчас были бы вместе - здесь или там, какая разница?
Порой он подумывает, - закончив все дела и рассчитавшись с долгами, - научиться водить как следует, взять машину напрокат и попытаться догнать тебя на том повороте. Хотя это вряд ли - он слишком хорошо научился быть.
Да, он боялся не научиться снова чувствовать. Теперь он боится обратного.
Что когда-нибудь этот мир опять взорвется бессмысленно-пошлым разноцветьем огней и потеряет свою черно-серебряную строгость.
Ты все еще ждешь его, Макс Сильвер Греф?


 

@темы: Заметки на полях, Жизнь

---

Подводим итоги.

[Сэмей]

Вся моя жизнь подчинена цифре три. Как бы я не старался убедить себя и окружающих в том, что мое число - семь, три - мое "странное" число. У меня все всегда происходит "тройками". И последний выстрел - всегда самый результативный.
И теперь я не знаю - что будет в этом году. Обстрел из засады, да. Сначала - матушка, инсульт. Следующий выстрел - отец, инфаркт.
Кто будет третьим? Я или моя сестра?
В общем, если я внезапно отсюда пропаду - мы еще обязательно встретимся. На иных дорогах, но встретимся. Я буду рад каждому из вас.

@музыка: Сплин: Гни свою линию

@настроение: Ненастоящее??

---

[Сэмей]

Отец в больнице, инфаркт. Что ж за год-то такой, а?
Долбанная жара...

---

Плата

[Сэмей]

Автор: Жнец
Бета: Malfoy-junior
Жанр: драма (хотя я, как обычно, склоняюсь к мысли, что все это сопли...)
Категория: джен
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Примечание: ориджинал

Ричард стоял у окна, судорожно тиская в кулаке край портьеры. Стоял и смотрел в темноту, и на робкое покашливание за спиной обернулся не сразу. Наконец он тряхнул головой и спросил:
- Что тебе, Джек?
- К вам актор Винченцо, милорд, - поклонился камердинер.
Ричард побледнел и снова ухватился за многострадальную портьеру. Тяжелая ткань треснула и поползла под пальцами – и страшен был контраст между темно-багровой тканью и словно обескровленной кожей рук. Камердинер опустил глаза.
- Что... – голос сорвался, и Ричарду пришлось откашляться, - что ему нужно?
- Он хочет говорить с вами, милорд.
Камердинер упорно глядел в пол – когда-то солдат, когда-то личный ординарец, не покинувший замок месяц назад с остальными слугами, храбрец... Сейчас он боялся смотреть на своего господина.
Ричард выпрямился, и лицо его закаменело мраморной маской. Если бы Джек все же осмелился взглянуть на него сейчас, он узнал бы это выражение – с таким лицом Ричард Серибойский водил в бой свои войска на второй Рифитской войне.
- Пригласи его в нижний зал, - сказал Ричард, - и принеси вина. Мы поговорим.
Камердинер поклонился и вышел.
Ричард глубоко вдохнул и провел рукой по волосам, на миг прикрыв глаза. Кивнул сам себе и твердым шагом направился к двери, задержавшись ненадолго взглядом на портрете светловолосой девушки, висящем над камином.

В нижнем зале было зябко, и горящий камин почти не добавлял тепла стиснутому каменными стенами воздуху. Ричард прошел к одному из стоящих у камина кресел, чуть развернул его и опустился на кожаное сиденье. На столике между креслами уже стоял на подносе хрустальный бокал с темным вином и два бокала.
Когда камердинер ввел в зал человека в темном плаще со знаком Равновесия на груди, Ричард спокойно глядел на пляшущее пламя, и лицо его было совершенно спокойно и равнодушно, с легким налетом высокомерия. Он медленно повернул голову к вошедшим и кивнул камердинеру.
- Спасибо, Джек. Можешь быть свободен.
Камердинер поклонился и вышел, плотно затворив за собой высокие двери.

- Доброй ночи, милорд, - улыбаясь, сказал человек в плаще.
Странная это была улыбка – странная и тревожная. Так улыбаются мертвым врагам; но Ричард не отвел взгляд. Спокойно отхлебнул из бокала.
- Присаживайся, Сайрус, - сказал он. – Или мне звать тебя Винченцо?
- Как будет угодно милорду, - человек обошел кресло и присел. Потянулся к графину. – Не возражаешь?
Ричард сделал приглашающий жест рукой, и пришелец, щедро плеснув себе вина, откинулся на спинку кресла. С минуту мужчины рассматривали друг друга.
- А ты постарел, - наконец проговорил тот, кого называли то Сайрусом, то Винченцо. – Или это последний месяц тебя так утомил?
- А ты стал мразью, да, Сайрус? – мрачно парировал Ричард, глядя на огонь сквозь бокал с вином.
- Да, конечно, - улыбнулся Сайрус, - как же иначе? Мразью. Грязью под вашими ногами, милорд, прахом. Никем иным.
- Я не прав?
- Ну отчего же? Я ведь уже признал вашу правоту, - теперь Сайрус улыбался почти искренне, словно его очень развеселили слова Ричарда, и только серые глаза актора оставались по-прежнему холодными и колюче-злыми.
- Зачем ты пришел, Сайрус? – Ричард чуть склонился вперед, опираясь на подлокотники. – Ведь не обсуждать сомнительные качества твоей души?
- Моей души, милорд? – казалось, сейчас Сайрус засмеется. – Моей – души? Вы о чем?
Ричард помрачнел еще сильнее, хотя это могло бы показаться невозможным, и отвернулся к полумраку слабо освещенного зала, сжимая зубы почти до хруста.
- Всего-то пять лет прошло, милорд. Всего-то... Вы уже забыли? – бровь Сайруса приподнялась, и на лице нарисовалось заинтересованное удивление. Он по-прежнему оставался идеально вежлив. – Что случилось с моей душой? И с моей жизнью? Вашей волей, милорд.
- Ты поэтому мстишь? – глухо спросил Ричард, так и не повернув головы к собеседнику. – Поэтому у тебя мой брат и моя жена, актор Винченцо?
- К сожалению, Ричард, у меня нет возможности сделать с тобой то, что ты сделал со мной – служители Равновесия не пользуются такими методами, как полководцы. Но – да, поэтому.
Ричард с усилием развернулся и медленно поднял на Сайруса тяжелый, плещущий болью и ненавистью взгляд.
- Я спасал страну, - проговорил он.
- Действительно. Что значила моя семья по сравнению с судьбой страны, милорд, - глаза Сайруса сузились, и улыбка наконец исчезла с его губ. – Вот вы и разрушили мой мир. Весь. Я даже почти восхищен тем, с какой изощренностью вы это сделали.
- Твой брат был предатель! – Ричард вскочил и зашагал по залу из конца в конец, не обращая внимания на то, что вино из бокала плещет на дорогую шерсть ковра. – Мне надо было знать, где он! Что я мог поделать?..
Ричард остановился.
Сайрус отставил бокал на столик и тоже поднялся. Медленно подошел к собеседнику. Остановился почти вплотную и произнес, понизив голос почти до шепота:
- Ты заставил меня выбирать между беременной женой и братом. Ты, Ричард, – мой побратим. Мой лучший друг. Мой должник – сколько жизней ты мне должен, – две, три?.. Тебе напомнить, что ты приказал сделать с ней, когда я не выдержал, и все-таки сдал тебе Михаэля? А ведь ее еще можно было спасти – хотя бы ее, пусть не ребенка... Зачем ты оставил мне жизнь, брат?
- Была война... – Ричард тоже уже шептал, и бледные губы кривились, как от боли.
- А Мика должен был бежать из страны на следующее утро. Он просто не успел; и в любом случае, он больше не смог бы причинить нам вреда. Показательная казнь одного предателя так много значила для спасения страны?
- Была война! – заорал Ричард, срываясь, и швырнул стакан в пол. Схватил Сайруса за грудки. – Мне некогда было разбираться, кто куда бежит! Я не знал, что это именно твой брат – а потом уже было поздно! Что я мог сделать?
- Убери руки, - тихо сказал Сайрус.
Ричард отпустил его; и опустил глаза.
- Я исполнял свой долг, - тихо произнес он.
Сайрус брезгливо усмехнулся и вернулся в кресло. Взял бокал и долил вина.
- А если бы он был не моим братом, – чьим-то еще, тебе не пришлось бы сейчас пить вино со мной, верно? Впрочем, уже не важно... Я немного увлекся – мы больше не будем вспоминать дела прошлые. Присядь, Ричард.
Ричард подошел и устало опустился в кресло.
- Чего ты хочешь теперь? – спросил он.
- О, - Сайрус вновь улыбнулся и повертел бокал в руках, - но мы ведь уже договорились – я, мерзкая тварь, пришел поиздеваться и позлорадствовать, милорд. Хотя нет. Не совсем, - он впервые за весь разговор посмотрел на бывшего друга спокойно и серьезно. – Я пришел предложить тебе выбор, Ричард. Между твоей женой – и твоим младшим братом.
Ричард поднял голову и несколько мгновений сидел молча, возвращая спокойствие своему лицу.
- Подробнее, - ровно сказал он.
- Поговорим немного о вашей семье, милорд. К моему сожалению, ваша жена не беременна, зато беременна жена вашего брата – что ж, тем сложнее вам будет сделать выбор. Ваш брат, милорд, как ни странно – слабый человек. Он не умеет терпеть боль, совершенно. И все его признания записаны и заверены – он признал себя пособником Хаоса.
Ричард закрыл глаза и сжал подлокотники так, что костяшки пальцев побелели от напряжения.
- И злоумышления против служителей Равновесия он тоже признал, милорд. Если его завтра казнят, - при этих словах Сайруса Ричард распахнул глаза и уставился на собеседника с отчаянной надеждой, - его имущество отойдет Равновесию. Его жена и будущий ребенок останутся без средств к существованию – и будут отданы на ваше попечение, ибо других родственников у них нет. Ваша жена небогата и не имеет родных. Несмотря на это, она упорствует, и не желает признать себя виновной. Впрочем, мы были достаточно мягки к ней – пока. Солутор разрешил применить к ней пытки публично, перед казнью. Поверьте мне, милорд, она сознается – так или иначе.
Ричард спрятал лицо в ладонях.
- Это все? Или у тебя есть что еще сказать мне? – спросил он, не убирая рук.
- Конечно, милорд. Стал бы я тревожить вас из-за таких пустяков...
- Пустяков? Я убью тебя! – Ричард вскочил, опрокидывая столик, и шагнул вперед, нашаривая на поясе кинжал, но Сайрус поднял раскрытую руку – и воздух перед ним засветился мертвенной зеленью, окутывая Ричарда неподвижностью.
- Не нервничай так, Ричард. Я еще не закончил. Сядь, - сказал актор Винченцо, и, когда он опустил ладонь, Ричард невольно подчинился. – Я позволю тебе спасти одного из них, но не считай это благодеянием.
Сайрус склонился и поставил столик обратно, потом достал из-под плаща мешочек с письменными принадлежностями и развязал его, выставив на стол чернильницу. Рядом легло перо. Следом появилось несколько свитков пергамента. Сайрус быстро проглядел один, другой – и перед Ричардом лег документ.
- Для начала подпиши это, - сказал Сайрус, подавая перо.
- Что это? – спросил Ричард, уже склонившись над пергаментом и обмакнув перо в чернила.
- Дарственная. От тебя – Равновесию. На все твое имущество. Можешь проверить опись – возможно, я что-то пропустил? Твоя подпись заверит документ магически, и, даже уничтожив его, – изменить что-то будет невозможно.
Ричард криво усмехнулся и подписал, не глядя.
- Итак, тебе все-таки нужны были деньги?
- Не совсем, - Сайрус помахал пергаментом, чтобы подсушить чернила, свернул его и убрал под плащ. – Все немного сложнее. Вот.
Следующий документ лег на стол.
- А это что? – Ричард пробежал глазами текст, замер и принялся перечитывать внимательнее.
Сайрус откинулся на спинку кресла и пристально наблюдал за ним.
- Да, это помилование, - медленно проговорил он. – Подписанное Солутором, со всеми печатями... На одного человека.
Ричард поднял взгляд, но Сайрус не дал ему сказать ни слова.
- Подожди, я объясню подробнее – я хочу, чтобы ты понял. Ты – нищий. Если помилуют твою жену – тебе придется, кроме нее, содержать еще и жену брата, и его ребенка. И смотреть им в глаза – а я обещаю, что о помиловании они узнают. Если помилуют твоего брата – что ж, я думаю, он возьмет тебя на содержание. И будет вечно тебе благодарен за твой выбор, - Сайрус улыбнулся. – Только не забудь про то, что завтра ожидает твою Мириам на площади.
Ричард выронил пергамент.
- Послушай, Сайрус... Ты зол, ты оскорблен, и ты жаждешь мести, - он вскочил, - ну так мсти мне! Не трогай мою семью. Послушай, возьми меня, пусть казнят меня под именем моего брата, я признаюсь тебе в чем хочешь, но отпусти их! – Ричард опустился на колени, - я прошу тебя.
Улыбка Сайруса превратилась в подобие оскала.
- Ну так слушай, Ричард, - он склонился к Ричарду так, что их лица почти соприкоснулись, - я мщу только тебе. Они мучаются, но это будет недолго. А ты – ты будешь мучаться всю свою жизнь! О, да! Ты будешь смотреть на спасенного тобой, и вспоминать того, кто был тобою обречен. И ты возненавидишь оставшегося в живых – за то, что он лишил жизни другого одним своим существованием! Ты будешь мучаться всю жизнь. Как я... – голос его вновь превратился в шепот. - Ты даже, может быть, убьешь меня после, но это уже ничего не изменит!
Сайрус поднялся, не глядя на скорчившуюся на полу у кресла фигуру, подошел к стене, и, дотянувшись до свисающегося из-под потолка витого шнура, позвонил. Приказал явившемуся на вызов камердинеру принести еще вина и вернулся на ставшее привычным место – в кресло. Когда Джек принес вино, Ричард уже сидел напротив Сайруса и напряженно глядел на ровные строчки лежащего документа.
- Я дам тебе время до рассвета, Ричард, - сказал Сайрус, когда камердинер удалился.

За оставленное ему время Ричард еще один раз пытался убить Сайруса, еще два раза кидался ему в ноги с мольбами и проклятиями; и полностью поседел. Когда за единственным окном в конце зала небо начало светлеть, он все-таки вписал в документ имя. И упал на пол, сотрясаемый беззвучными рыданиями. Сайрус допил вино из бокала одним длинным глотком – впрочем, и в графине его оставалось немного, - и поднялся.
- Скажи мне, Ричард, что сталось за эту ночь с твоей душой?
Ричард зарычал и поднял к мучителю осунувшееся лицо. Белки его глаз покраснели, а с искусанных губ текла кровь.
- Что тебе еще, тварь, нужно от меня? Убирайся отсюда...
- Нет, Ричард – это тебе пора. Здесь ты больше не живешь.
Ненависть исказила бывшее когда-то красивым лицо Ричарда, но он сдержался, только скрипнули зубы; поднялся и, чуть пошатываясь от злости и бессилия, двинулся к дверям. Сайрус глядел вслед, и взгляд его был странно пуст, а на губах вновь играла легкая улыбка. До безобразия непохожая на ту, с которой он вошел в этот зал; так улыбаются палачам.
Ричард уже протянул руку к тяжелой створке дверей, когда Сайрус все же разомкнул губы:
- Ричард, постой. Я еще кое-что забыл.
Ричард на мгновение застыл. Развернулся – Сайрус стоял на прежнем месте, и рука его указывала на столик, на котором лежало уже два пергамента.
- Я что-то еще должен тебе подписать? – почти равнодушно спросил Ричард.
- Мне – необязательно. Просто я как-то запамятовал, что помилований у меня два...
Ричард ринулся к столику и упал на колени, торопясь развернуть документы. Хриплое и отрывистое дыхание его разносилось по залу. Он схватил перо, чуть не сломав его при этом, и дрожащими руками вывел на пергаменте имя. Потом перевернулся и сел на ковре, поджав ноги, поднял взгляд на Сайруса.
- Но... тогда зачем?
- Что сталось с твоей душой за эту ночь, Ричард? – улыбнулся Сайрус. – Кстати, можешь отнести документы сам – я приказал выдать подозреваемых тебе. А это, - он достал дарственную, развернул и усмехнулся, - тебе следовало сначала прочитать, она составлена неправильно, и, следовательно, не имеет силы...
Ричард взметнулся с ковра, вложив в рывок всю накопленную за ночь ненависть – и все-таки удивился тому, как легко кинжал вошел под ребра актора Винченцо.
- Как ты предсказуем, брат, - прошептал тот; криво, но радостно улыбнулся своему убийце, и медленно осел на ковер, окончательно испортив его своей кровью.
Ричард несколько мгновений стоял, неверяще глядя на убитого, прежде чем упасть рядом, заходясь в безумном вое.
А верный Джек... бывший ординарец, он не сразу, но все же узнал актора Винченцо – отрядного дефенсора Сайруса, и демоны прошедшей войны снова пришли к нему; на этот раз – чтобы забрать с собой. Затягивая ремень на шее, он и не подозревал, что даже сейчас ему намного лучше, чем его хозяину будет когда-либо впредь.

@темы: графомания, Росстань

---

[Сэмей]

Меня буквально преследует песня Дельфина "Весна". Дня три уже - из окон домов, в транспорте, в магазинах по радио, из проезжающих мимо машин. Скачал, прослушал. Теперь сижу и думаю - а не расширить ли мне "Казнь"?
В принципе, менять ничего не хочется, но уж больно подходит. Или приквел написать?.. Хотя... о чем там писать?
Оридж?

---

[Сэмей]

Заметил, что забыл "спросить" у сэра Макса про "меня завтра". Спросил...

"Только это и важно по-настоящему – остаться в живых, что бы там ни представлял из себя твой противник!" хм, интересно...

---

Младший, я тебя поздравляю))

[Сэмей]

Ты бы еще дату в профиль вписал, а то как-то странно получается...

Подарочки:

Номер раз. Аватарка)))

Номер два - то, что я давно тебе обещал, но все забывал показать. Откуда я это взял, к сожалению, не помню.

Когда и где отмечаем?

---

Поймал на дайрах... ;)

[Сэмей]

Изменилось что-то в королевстве нашем:
Детки пишут сказки - да не те, что раньше...
Раньше - славный Рыцарь нес любовь как знамя,
Защищая в битвах жизнь прекрасной Дамы.
Раньше дева юная шла сквозь мрак и ветер
Отбивать любимого у холодной смерти...
Ну а в новых сказках странное творицца...
То врага заклятого вдруг полюбит рыцарь,
То на друга лучшего взглянет по-иному..
Страшное творицца в этих сказках новых.
По кустам Ромео прячецца с Тибальдом,
Яго и Отелло спят в одной кровати,
Князь Андрей ночами сочиняет письма -
Ведь теперь без Пьера он не видит жизни...
Эсмеральда с горя хочет утопицца -
Феб на Квазимодо вдруг решил женицца.
Мастер любит Воланда - к счастью, безответно...
Страшные рассказы пишут нынче детки.

(c)Русалка Милюля

...

(орфография сохранена)

@темы: чужие стихи

---

[Сэмей]

Если должен жить без тебя - пусть все станет нелепым и неприятным,
суп холодным, ботинки дырявыми, или пусть на середине жизни
возникнет сухая ветка чахотки, пусть прокричат мне
имя искалеченное твое, пусть пальцы мои
судорогой навеки сведет и ничто не принесет мне покоя.
Нет, это не научит меня любить тебя больше,
но, оказавшись за дверью счастья,
я осознаю, что это значит: ты - рядом.
Да, наверное, я осознаю это, но нет:
пусть притолоку дверную покроет иней,
пусть, стоящий в подъезде, я пойму,
что это значит: свет в столовой, белые скатерти,
хрусткий аромат свежего хлеба.

Я так далеко от тебя,
как один глаз от другого;
но, может быть, эта разлука
рождает новое зрение наше?..

(с) Кортасар

@темы: чужие стихи

---

Наконец добрался до интернета

[Сэмей]

Матушка в больнице, подозрение на инсульт.
Меня нет в городе, как только появится возможность - рассчитаюсь с долгами. Извините.

---

[Сэмей]

И почему персонажи постоянно разговаривают не о том, о чем надо, а о чем хотят?

---

из личной переписки:

[Сэмей]

Нарцисса (23:57:12 10/04/2008)
Есть информация, которая должна быть доступна лишь двоим...

Нарцисса (23:57:18 10/04/2008)
Ммммм.....

Люциус (23:57:27 10/04/2008)
троим...

Люциус (23:57:38 10/04/2008)
хотя, нет, двоим)))

Нарцисса (23:57:38 10/04/2008)
Троим....

Люциус (23:57:47 10/04/2008)
без жен)))

Нарцисса (23:57:58 10/04/2008)
Люциус!!!))

---

[Сэмей]

Я привык думать, что не люблю тебя. Что мы просто комфортно сосуществуем на одном пространстве. По мере сил. Ты не просишь у меня больше, чем я могу дать, я не прошу тебя о том, чего ты не в состоянии сделать. Мы заботимся друг о друге – как умеем, дарим друг другу хорошее настроение и тепло, спим в одной кровати...
Я привык так думать.
...я вспоминаю о тебе гораздо чаще, чем о других. Покупая себе пиво, я обязательно возьму для тебя каких-нибудь вкусностей. Мне сложно заснуть, если тебя нет рядом. Я периодически дарю тебе украшения – не потому, что ты просишь, а потому, что мне так хочется. У меня улучшается настроение, стоит тебе приласкаться или сказать что-нибудь. Мне гораздо приятнее гулять в твоем обществе, чем одному. Я тревожусь, если ты надолго уходишь в другую комнату – мало ли что. Мне нравится тебя причесывать, хотя ты очень редко это позволяешь. Мне действительно доставляет огромное удовольствие тебя мыть: ты в ванне – это непередаваемо... Меня восхищает твоя грация, изящество и (что уж скрывать) твоя бесцеремонность тоже. Я еще ни у кого не видел таких красивых глаз, как у тебя. И я с удовольствием мирюсь с твоими капризами, даже если ты будишь меня в восемь утра – а лег я в шесть. Я даже не пытаюсь придушить тебя подушкой в такие моменты. Ты уже неотъемлемая часть моей жизни. Я был не прав. Потому что на самом деле – я люблю тебя.

P.S.

P.S. А теперь убери, пожалуйста, хвост с моего лица, прекрати грызть мышку – да, я знаю, она мигает красным огоньком и поэтому гораздо интереснее той игрушечной, что я купил тебе вчера... И вообще, слазь со стола! Моя к тебе любовь – еще не повод когтить мои пальцы!.. Брысь, я сказал!
P.P.S. ...Как бы тебе еще объяснить, что «слазь со стола» вовсе не означает «залезай ко мне на плечо». И убери хвост, наконец!..

@темы: Заметки на полях, Жизнь

---

[Сэмей]

А где-то там, на обрыве у моря, стоит старый дом. Он умирает, потому что дома не живут без людей. Во дворе его растет среди бурьяна старая яблоня; она уже давно не плодоносит, только цветет – по-прежнему цветет каждую весну. И роняет лепестки на подвязанные к нижней ветви качели. Рассохшиеся от времени качели. Серая гладкая доска – на двоих. Чуть дальше от дома начинается спуск к морю – старая, осыпавшаяся тропинка, заросшая камнеломкой. Там, внизу, волны плещут о камни – мерно, как всегда, как почти вечность назад; тогда было кому смотреть на их неустанное движение.
Дом чуть покосился, и справа от крыльца – открытое окно. Все остальные намертво заколочены, но это распахнуто настежь. Стекла давно уже вылетели и даже не проблескивают сквозь густую траву, посеревшие рамы скрипят и бьются в стены под весенними шквалами и осенними штормами. Ветер носит по комнате истрепанные желтые листы, и дожди давно размыли чернила, превратив записи в замысловатые нечеткие узоры на бумаге. Ветер пытается стронуть с места приоткрытую, давно вросшую в крыльцо дверь, перекрутить веревки качелей... Веревки истрепаны донельзя, им уже тяжела их ноша – старая доска на двоих. Они скоро не выдержат и оборвутся – может, этой осенью. Может, следующей. И тогда дом умрет. Потому что дома не живут без людей.
А пока он ждет. Ждет, что когда-нибудь дверь скрипнет не от порыва ветра.
И что качели примут тяжесть не только умерших цветков яблони.
И на листах бумаги появятся новые записи.
И откроются окна.
Он ждет.
...нас.

@темы: Заметки на полях, сны